Вечный карнавал красок и линий

Как-то читала о картине Поля Сезанна «Пьеро и Арлекин». Любопытная история этого шедевра описана в книге «Этюды об изобразительном искусстве». 

«Близкие к В. Серову люди свидетельствовали, что, увидев в 1904 году сезанновское полотно «Пьеро и Арлекин», он был краток: «Деревянные болваны!» Прошли годы. Не раз выдающийся мастер захаживал к собирателю С.И. Щукину, смотрел его собрание новой западной живописи. И всегда — Сезанна. 

Встанет, прищурится и долго разглядывает. С присущей ему искренностью он признался однажды, что картина не выходит у него из головы. 

Конец 1880-х годов — время, когда семья Сезаннов благодаря наследству обретает материальную независимость. Художник путешествует, в Париже снимает квартиру в доме, расположенном на острове Сен-Луи на Сене. Сезанн поселился в том самом месте, которое описал друг его детства, писатель Эмиль Золя, в вышедшем двумя годами ранее романе «Творчество». 

Главный герой, художник Клод Лантье, многими чертами напоминал Сезанна: не добился признания у публики, был неудовлетворен своими работами. В конце концов, Лантье покончил с собой. Этот сюжет с трагической развязкой многие художники расценили как неверие писателя в новое искусство. Но особенно глубоко был оскорблен Сезанн. Золя наделил Лантье некоторыми его жестами, привычками и... привел к такому печальному концу! 

Быть может, живший в безвестности в южном городке живописец приехал в Париж спустя годы для того, чтобы продемонстрировать непокорность судьбе непризнанного одиночки. 

Здесь были друзья, которые продолжали ценить картины и верить в талант их создателя. Один из них, папаша Танги, держал лавочку, где торговал художественными принадлежностями. Другой — В. Шоке, человек скромного достатка, но страстный коллекционер. По дешевке он покупал полотна импрессионистов в ту пору, когда на выставках публика лишь потешалась над ними. 

В конце 1880-х годов, внезапно получив наследство, Шоке разбогател, купил особняк и задумал украсить его живописью. С этим заказом он обратился к Сезанну. Однако тот, сделав пару эскизов, охладел к работе. Шоке досталась лишь одна картина «Пьеро и Арлекин». 

Оба персонажа произведения: слуги-шуты в итальянской комедии дель арте, любимые герои пьес и пантомим во Франции. Их маски надевали на карнавалах. В России пользовался успехом их дальний родственник, персонаж кукольного театра Петрушка. Картина имеет еще одно название — «Марди гра», что по-французски означает «Масленица». 

Многолюдный масленичный карнавал весной заполнял парижские улицы и бульвары. Однако картина Сезанна вовсе не показывает момент уличного гулянья. И хотя в облике Арлекина он изобразил своего шестнадцатилетнего сына Поля, а для Пьеро позировал сын знакомого, картина не похожа и на домашний маскарад. 

Внешность героев картины строго соответствует их традиционному облику. Пьеро, как его описывает старый русский словарь,«продувной малый, корчащий из себя неуклюжего простака, хитрец, обжора и воришка. Маски на нем нет, но лицо покрыто густым слоем пудры». 

Пудры на юном лице Пьеро у Сезанна не видно, но оно написано такими густыми белилами, которые можно принять за мел или пудру. Поза Пьеро неловка — натурщик, который позировал Сезанну долгими часами, однажды упал в обморок, не вынеся долгого и напряженного стояния. 

Арлекин — «умный дурак» итальянской комедии. Его отличают живость, подвижность. Он носит трико, сшитое из треугольных кусочков красного. синего, желтого, зеленого и белого цвета — в этой шутовской одежде отразилось воспоминание о мимах Древнего Рима, костюм которых шился из лоскутиков. 

Сезанновский Арлекин одет в трико из красно-черных ромбов, ритм которых подчеркивает острый силуэт фигуры. Он движется легкой скользящей поступью, передать которую художнику стоило немалых трудов. Сохранилось несколько полотен Сезанна, датированных 1888-1890 годами и изображающих одного Арлекина. 

Живописная поверхность картины плотна, тяжела, весома, словно смальта, демонстрирует различные способы работы кистью. Трико Арлекина, где в черный цвет ромбов добавлен синий, кажется переливающимся, сверкающим. Однако в отличие от старых мастеров, стремившихся передать фактуру ткани, меха, кружев, автор думает, прежде всего, о декоративном начале, а не о мире вещей. 

Так же, как немыслимо представить, что яблоко Сезанна можно надкусить, так не тянет пощупать, из чего сделаны костюмы героев. 

Итак, кого же они представляют? Может быть, в картине содержится намек на дружбу юных Золя и Сезанна, и художник хотел этим ответить автору «Творчества»? Или, как полагают, здесь воплотилась вера живописца в то, что шестнадцатилетний сын, отличавшийся жизнерадостным характером, воспримет в отличие от отца открывающуюся перед ним жизнь как праздник? 

Так или иначе мастер создал замечательное произведение. Пьера и Арлекин — это образы людей искусства вообще, тех, кто живет не только в реальной жизни, но и в вечном карнавале красок и линий. 

Картина предстала перед публикой в 1899 году, когда после смерти Шоке распродавалось его собрание. В 1904 году на ретроспективной выставке Сезанна ее увидели молодые живописцы, для которых старый художник стал путеводной звездой. Запала им в душу и тема. Эхом она откликнется в живописи А. Дерена; полюбится П. Пикассо — словом, войдет в искусство ХХ века».